Сергей Нагаев - Владимир Ост. Роман
Вслед за магазинчиком на его пути попалась забегаловка под названием «Рюмочная», у входа в которую терлось пьяное отребье. Пропойц было трое. Один из них, в грязном до неопределимости цвета, сильно измятом пиджаке советского покроя, хрипел, отталкивая двух других:
– Не получите никаких денег, козлы! Я вам не фуфел какой-нибудь – деньги отдавать. Я вот этими пальцами микроны на токарном станке ловил. На мне весь завод держался!
Собутыльники тянули его за полы пиджака в разные стороны, стараясь одновременно обшарить пиджачные карманы.
«О, и эти ханыги тут! Как будто не год прошел, а минута», – подумал Осташов.
В этот момент пиджак ловца микронов с треском разошелся по шву спины до самого воротника, и пьянице, который держался за правую полу, удалось наконец сунуть руку в его карман и вытянуть оттуда мятые купюры. Он показал добычу своему союзнику, после чего оба бросились наутек. Бывший токарь не кинулся вдогонку, видимо, не было сил. Он снял разодранный пиджак, осмотрел его и пригорюнился. На глазах алкоголика блеснули слезы.
Владимир поставил свою поклажу – сверток со светлым пиджаком и мольберт – на асфальт, снял малиновый пиджак, накинул его на плечи неудачнику и, похлопав обомлевшего мужчину меж лопаток, кивнул ему, мол, не стоит благодарности. Затем разодрал сверток, надел свой прежний пиджак, бросил ком оберточной бумаги в урну, и двинулся дальше – вновь лишь с мольбертом на плече.
После «Рюмочной» Осташов миновал помпезный, весь из черного мрамора и позолоты подъезд банка «Дворянинъ».
За стеклом двери висела табличка «Закрыто», сама дверь была опечатана полоской белой бумаги с печатями. Осташов заглянул внутрь – в зале банка было совершенно пусто. Владимир тут же вспомнил, что, по слухам, циркулировавшим в «Граунд+», этот банк принадлежал бандиту, который оказывал поддержку владелице фирмы Галине.
«Как же кличка этого бандюгана? – Владимир наморщил лоб. – Прикольная такая кликуха». Но вспомнить не смог. «Ладно, у Гришки спрошу. И, кстати, надо будет выспросить у него, что с этим банком случилось – Гришаня всегда в курсе бандючьих новостей». Круг знакомств Хлобыстина, как к этому времени уяснил для себя Осташов (не без некоторой неприязненности), составляли в основном темные личности вполне криминального толка.
Однако ничего спрашивать у Григория не пришлось. Вечером того же дня из телевизионной программы «Город. Происшествия» Осташов узнал, почему был опечатан офис банка «Дворянинъ».
Дикторша сообщила, что «неоднократно судимый Кирилл Ребунков, он же Ребус, был сегодня убит выстрелом в голову в своей машине». Преступление было охарактеризовано как дерзкое, потому что произошло в Среднем Каретном переулке – в непосредственной близости от Петровки, 38. По неподтвержденным данным, добавила дикторша, Ребунков подъехал туда на своем «БМВ» для неофициальной встречи с одним из офицеров ГУВД Москвы.
Через день Владимиру позвонила Ия Бадякина.
Она не знала, как, впрочем, не знал и Осташов, что как раз в это время крупный авторитет в области сохранения мертвых человеческих тел, старик Русанов, срочно вызванный на вторую работу по случаю щедрого заказа, включил свет над холодным столом, на котором лежало тело Ребункова. Выстрел пришелся в затылок, так что задача перед облаченными в белые халаты Алексеем Алексеевичем и двумя его помощниками стояла простая: восстановить прижизненный облик погибшего, чтобы родные и близкие могли увидеть его при последнем прощании в открытом гробу.
Бадякина, перво-наперво, спросила Владимира, слышал ли он о смерти Ребуса. Ответив положительно, Осташов по ее вздоху и протяжному «А-а» сообразил, что несколько разочаровал ее, – тем горячей она поведала ему о последних, непосредственно связанных с этой смертью, событиях, происшедших в «Граунд+». Взахлеб, охая и ахая от распиравшего ее желания посплетничать, она рассказала, что фирму посетили два человека; одним них был строгий мужчина, которого она первый раз видела еще зимой, вместе с Ребусом, когда тот приезжал, чтобы выгнать Букорева и передать агентство его бывшей жене Галине.
– Так вот, я как раз случайно зашла в приемную, к Катьке, и слышу, наша Галина Сергевна у себя в кабинете на кого-то наезжает. Про что вякает, не слышно, но слышно, что ругается. А потом оттуда выходит этот тип. Тихий весь из себя такой, только глаза – ужас! Страшные! Он так глянул на нас с Катькой – у нас мурашки по коже. А вместе с ним – второй, амбал такой, еле в дверь вылез. А за ними Галина выскакивает, вся красная, как свекла, и говорит этому, который со страшными глазенками: «Вы Кирюшу никогда заменить не сможете, у него сердце было, а у вас – нет». А он ей: «На скорость пули это не влияет». И говорит потом еще типа: у меня есть сердце, потому что я только подпись на документах с вас взял о передаче фирмы, а в сейф к вам не заглядывал, а вы, дескать, с Ребусом залезли, помните, когда мужа выгоняли? «Или, говорит, раз уж мы все равно бессердечные, может, нам повторить эту сцену с гжелью, а?» И так уставился в упор на нее. Ну, Галина тогда уже рыдать начала, а он больше ничего не сказал, и они свалили. Насчет сейфа, Вов, я чего-то не въехала – какая гжель, какой сейф? Но это, короче, детали, главное то, что – все, трындец Галине! Отняли у нее фирму! Она сама нам с Катькой подтвердила, когда мы ее минералкой отпаивали… А хочешь знать, кто стал теперь генеральным? Нам потом девчонки рассказали, что эти мужики не сразу ушли, а еще в отдел зашли и сказали, что теперь генеральным директором будет – ты сейчас припухнешь – Мухин! Говнюк этот! Представляешь?! И сказали, что они в курсе, что дела на фирме хреновые, и что теперь новый генеральный директор должен навести тут порядок, и что все должны это понимать и быть готовыми. А я, главное, помню, еще подумала, откуда они в курсах про наши дела? Может, думаю, им Галина докладывала. А девчонки в отделе потом говорили, что эти бандюки Мухина в сторонку отвели – поговорить и, знаешь, так с ним все это, как будто он для них свой чел. Ну тогда до меня уже доперло, откуда им все известно. Это он им докладывал, а не она, врубаешься? Давно на них, наверно, работал. Ну вообще дела, да?
– Да. Ну, ладно. Что ж теперь? Ты не паникуй, как-нибудь все наладится, – сухо ответил Осташов.
– Ага! Хрена у меня что с Мухиным наладится! Я с ним как назло перед этим еще раз полаялась… Слушай, Володь, а ты работу в другой фирме уже нашел?
– Я себя ни в какой фирме, честно говоря, не вижу.
– Да брось ты. Хотя бы начальником отдела-то тебя возьмут, раз ты даже гендиректором был. Ты же в других местах не будешь говорить, что ты не справился и тебя выг… ну, это, уволили. Скажешь, что хозяева на фирме сменились и взяли на главную должность своего человечка, это все поймут – обычное дело.
– Ладно, Ия, чего об этом говорить? Я никуда соваться не хочу. Сейчас по крайней мере.
– Ну отдохнешь месяц-два, тогда все равно же куда пристроишься. Я хочу сказать, что ты уж тогда старых друзей-подруг не забывай.
– Ты не поняла. Я, наверно, нечетко сказал. Я не собираюсь больше в недвижимости работать. Не хочу. И не буду.
– А чем будешь заниматься?
– Посмотрим. Пока деньги мало-мальски есть на ближайшую жизнь, а дальше видно будет.
* * *
«Курский соловей» замедлил ход и вскоре остановился. За окном в тусклом свете фонарей виднелась пустая платформа.
Из-за прикрытой двери купе послышались голоса, шаги по коридору, скрип и хлопанье вагонных дверей – кто-то высаживался. Владимир решил воспользоваться остановкой, чтобы покурить на свежем воздухе, но когда он добрался до выхода, проводница уже с лязгом накрыла ступени металлической крышкой с ромбиками рифления и захлопнула дверь.
Курить пришлось в тамбуре.
Оставшись в одиночестве, он снова задумался о своей работе в агентстве недвижимости и попытался оценить ее в целом – получилось, что похвастать-то нечем. Как ни крути, должность генерального директора он не потянул. Завалил к чертовой матери все, что только можно. Хотя, поспешил успокоить себя Осташов, не больно-то и надо было. Если было бы очень надо, он бы совсем по-другому отнесся к этому делу. И курсы по менеджменту при Гильдии риэлтеров прошел бы, и сотрудников своих в таких ежовых рукавицах держал бы, что они бы и пикнуть не смели, не то что вламываться без стука к нему в кабинет, когда вздумается, чтобы стрельнуть сигаретку. И уж тем более, ни один человек не помыслил бы выдвигать наглые ультиматумы. Работали бы, как миленькие, за свои десять-пятнадцать процентов. «Рубите тростник, негры! Работайте-работайте: солнце еще высоко!» – вспомнил он излюбленные реплики Мухина. А кому не нравится – пошли вон! Козлы!
Господи, и чего я так злопыхаю? Давал же себе слово не думать больше о работе в агентстве. Уже ведь вроде бы разобрался с этим гендиректорством. Просто руководить людьми, заставлять их пахать, постоянно вариться в их гуще – это не для меня, а сами люди тут не при чем. В конце концов, в личных делах, как показало общение с Аньчиком, тоже никогда расслабляться нельзя, как бы ты ни любил свою пассию и как бы ни доверял ей. Черт! Какого хрена я опять о ней стал думать? Тоже ведь обещал себе – перевернуть страницу и забыть.
